Роми помолчала.
— Да, Клод, насчет коттеджей… — неуверенно начала она. — Мать поступила со мной нечестно, и я чувствую себя свободной от обещаний, которые ей давала. Я хочу подарить их тебе, но при одном условии…
Клод нежно поцеловал ее в плечо и поинтересовался:
— При каком же, милая?
— Позволь мне работать на тебя, Клод. Мне нужна работа! К тому же мне прямо‑таки не терпится увидеть, как меняется на глазах поселок, и не только увидеть, но и приложить к этому свои усилия. Ну, пожалуйста! Эти места стали и мне родными.
— Неужели я могу отказать тебе в такой просьбе? — с улыбкой сказал он. — Ну, разумеется! Я буду очень рад, если ты станешь работать над возрождением поселка вместе со мной. Но подарка я у тебя не приму, не надейся. Я куплю у тебя эти коттеджи, причем за приличную цену. И никаких возражений! Иначе я прикую тебя кандалами к этой кровати и заставлю повиноваться силой!
— Я согласна! — пробормотала Роми со счастливым смехом. — Но, разумеется, если ты будешь навещать свою пленницу каждую ночь. Хорошо?
Они заснули только на рассвете, сплетясь телами в одно целое под широкими льняными покрывалами.
Роми проснулась оттого, что ей показалось, будто дверь открыта и за ними кто‑то наблюдает, но стоило ей пошевелиться, как тяжелая рука Клода легла на ее плечо. И она заснула снова, прижавшись щекой к его горячей груди.
Утро промелькнуло, как одна секунда. Они снова занимались любовью, отдыхали и снова занимались любовью.
— Так, значит, тебе со мной хорошо в постели? — спросила Роми, уже, впрочем, не сомневаясь в ответе Клода.
— Может быть, даже чересчур хорошо, — хрипло произнес он, проведя рукой по легкой щетине на подбородке. — Если так будет продолжаться и дальше, я просто умру на тебе! Позволь мне хотя бы пойти принять душ в автофургоне. Водопровод в замке в плачевном состоянии… Кроме того, мне нужно сделать пару звонков, потом я сбегаю и принесу из твоего дома что‑нибудь тебе из одежды. Если захочешь принять душ до моего возвращения, завернись в простыню и бегом в фургон — я оставлю душ подключенным.
— Ага! — сонно пробормотала Роми. Клод нежно поцеловал ее в нос.
— Теперь поспи, — сказал он тихо. — Я скоро вернусь. Затем займемся поисками колес от твоего мотоцикла. У меня есть подозрения…
Когда он ушел, Роми погрузилась в сладкую дрему, а когда проснулась окончательно, то почувствовала себя такой счастливой, как никогда в жизни. Неужели она наконец‑то встретила человека, который по‑настоящему полюбил ее? Какой Клод нежный, чуткий и какой блистательный любовник в придачу!
Наконец‑то она ощутила уверенность в себе, и за это должна была благодарить Клода — именно он подарил ей чувство, собственной самоценности.
— Спасибо тебе, мой любимый, — прошептала она чуть слышно.
Переполненная, радостью бытия, Роми слезла с постели, соорудила из простыни подобие сари, босиком прошлепала вниз по лестнице и осторожно пробралась по дорожке из гравия к прицепному автофургону.
Она стояла под струями душа и безмятежно напевала что‑то, пытаясь представить, как они проведут с Клодом остаток сегодняшнего дня.
— Как ты посмела? Совсем стыд потеряла?!
Роми от неожиданности уронила полотенце, которым вытирала лицо. Ее расширившиеся от испуга и удивления глаза наткнулись на разъяренную, очень красивую юную девицу, державшую в руках охапку одежды, принадлежавшей, судя по всему, Клоду.
— Как вы сюда… попали? — ошеломленно спросила она и, спохватившись, поспешила кое‑как прикрыть обнаженное тело.
— Замолчи, бесстыдница! — огрызнулась девица, разглядывая Роми с ног до головы. — Я живу здесь. А вот ты что здесь делаешь? Впрочем, вопрос совершенно излишний…
Роми побледнела.
— Так вы… Сильви? — дрогнувшим голосом произнесла она. — И вы с Клодом… Вы…
— Разумеется! — фыркнула стройная, невероятно хрупкая юная блондинка. — Поэтому не рассчитывай ни на что. А ты, видно, уже решила, что поймала его на крючок? Да таких, как ты у него была добрая дюжина только за последние полгода! И если уж речь зашла о тебе, то будь уверена — его притянул к тебе вовсе не секс, как ты могла бы подумать…
— А что? — спросила Роми, чувствуя, как у нее пересохло во рту.
— Твои дома, милочка! — презрительно сообщила Сильви. — Неужели ты совсем уж набитая дура? Твоя мать закабалила его отца, и ты решила, что так же легко закабалишь его?.. Дудки! Он может иметь любую женщину, которую только пожелает! Пощады он не знает и ничего никому не прощает. Он может петь соловьем и улыбаться, но…
Роми уже ничего не слышала. Ноги у нее подкосились, и она присела на табурет, чтобы не упасть. Голова пошла кругом. Сильви наверняка лгала. Разумеется, она пришла в бешенство, застав ее, Роми, здесь, и ее можно понять…
— Я тебе не верю! — тихо сказала Роми.
— Это твое личное дело! И вообще, давай сама отстирывай его грязные тряпки! — взвизгнула Сильви и швырнула в нее одежду Клода.
Хлопнула дверь фургона, и Роми осталась одна посреди разбросанной грязной одежды. И вдруг она с ужасом увидела на рубашке и джинсах, брошенных к ее ногам, следы желтой краски. Той самой краски, которой была намалевана, ужасная надпись на ее доме.
— Боже, Клод! — прошептала она. — Не может быть!
Это казалось невозможным, но свидетельство тому было налицо. Итак, это Клод разукрасил ругательствами стены ее дома. Клод снял колеса с мотоцикла, украл лестницу‑стремянку и инструменты и уговаривал мэра закрыть ее пансион. И он, видимо, соблазнил ее, чтобы посмеяться… Стало быть, он лгал ей, будто она привлекательна и сексуальна и он ее любит больше жизни.